Возвращение блудного мужа - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

— Скоро вообще не на кого смотреть будет!

— Почему?

— Потому что нам надо развестись!

— Ты серьезно?

— Серьезно!

И его понесло. Ровным металлическим голосом, словно диктор, объявляющий войну, он говорил о том, что она не понимает его, что их совместная жизнь превратилась в пытку серостью, что ему нужна совершенно иная жизнь, полная планов и осуществлений, и что его давно бесит ее бесконечный риэлторский дундеж по телефону. Татьяна слушала его, широко раскрыв от ужаса глаза.

— Я все обдумал и принял решение, — закончил Калязин и, гордясь тем, что ни разу не сбился, потянулся за шампунем.

— Какое решение?

— Я хочу пожить один. Без тебя…

— Ну и сволочь ты, Сашка! — прошептала Татьяна и швырнула в мужа носки, которые, не долетев, поплыли по воде. — Уходи! Собирайся и уматывай!

Она выскочила из ванной, так хватив дверью, что осыпалась штукатурка.

Вытершись, расчесав влажные волосы и ощутив некоторое сострадание к оставляемой жене, Саша зашел на кухню. Татьяна плакала, уставившись в окно. Стекло от появления распаренного Калязина чуть запотело, и жена, продолжая всхлипывать, стала чертить на стекле мелкие крестики, потом, повернувшись, долго вглядывалась в его лицо.

— У тебя кто-то есть? — спросила она.

— Н-нет… Просто наш брак исчерпан!

— Есть… Я догадалась. Молоденькая?

— Никого у меня нет. Просто я хочу жить один.

— Саша, Саша, — она подошла и ледяными пальцами схватила его за руки. — Зачем? Не делай так! И перед Димкой неудобно… Он же только женился…

— При чем тут Димка?

— Ну-у, Са-аша! — снова заплакала она, некрасиво скособочив рот. — Я же не смогу без тебя… Что я буду делать?!

— Квартиры менять! — бухнул он и подивился своей безжалостности.

— За что? За что мне это? Са-аша! Какой ты жестокий!.. Саша… Ну, ладно… Пусть будет она. Пусть! Я не заругаюсь… Только не уходи!

— Я принял решение! — повторил он, чувствуя, что от этого неуклюжего слова — «не заругаюсь» — сам сейчас расплачется.

На мгновение ему вдруг показалось: это и есть выход. Татьяна, гордая, ревнивая Татьяна разрешает ему иметь любовницу, в голове даже мелькнула нелепая картина тройственного семейного ужина, но уже был раскручен веселый маховик разрушения и сердце распирал восторг мужской самостоятельности, забытой за двадцать три года супружества.

— Саша! — взмолилась она.

— Нет, я ухожу…

Жена побрела в спальню и упала на кровать. Когда зазвонил телефон, она даже не шелохнулась. Калязин снял трубку — и дрожащий старческий голос попросил позвать Татьяну Викторовну.

— Тебя! — сообщил Саша.

Но она лишь еле заметно качнула головой.

— Татьяны Викторовны нет дома.

— Странно. Она сама просила меня позвонить… Это Степан Андреевич. Передайте ей, что я согласен постелить вместо паркета линолеум…

На следующий день он ушел рано, даже не заглянув в спальню. А в обед позвонил приятель-журналист и сообщил, что едет в Чечню.

— Чего ты там не видал? — удивился Калязин.

— Командировка. Обещали автомат выдать. Мужская работа. Ты-то хоть помнишь тяжесть «акээма» на плече?

— Не помню…

— Ну, конечно, тебя только Инкины ноги на плечах интересуют. Вот так мы Империю и профукали.

— А можно без пошлостей?

— Можно, но скучно… Черномырдина на забывай кормить! Если похудеет, откажу от дома. Понял? Ключи оставлю, где обычно…

— Понял, спасибо! — и, бросив трубку, Калязин метнулся в приемную к Инне. — Сегодня едем в Измайлово! — шепотом доложил он.

— Но мы там были позавчера! — удивилась она, привыкшая к строгой еженедельности их свиданий.

— Открылись новые обстоятельства!

Девушка строго посмотрела на Сашу, вздохнула и стала звонить, отменяя примерку, назначенную на вечер. По пути Саша остановился у супермаркета и, делая вид, что не понимает ее недоуменных взглядов, накупил целую сумку разных вкусностей и вина. Черномырдину достался такой огромный кусок колбасы, что кот долго не мог сообразить, с какой стороны начать есть, а потом, налопавшись, круглыми желтыми глазами удивленно следил за ненасытными людьми, нежно терзавшими друг друга на скрипучем диване.

Когда Инна с обычной неохотой встала, чтобы идти в душ, Калязин тихо попросил:

— Не надо!

— Милый, но мы же не можем здесь остаться?

— Можем…

— Ты… Сделал это?

— Да, я сделал это! — рассмеялся он и изобразил зачем-то идиотский американский жест: — Й-е-е-ссс!

— А она?

— Она согласна, чтобы у меня была любовница!

— Зато я теперь не согласна, чтобы у тебя была жена…

Сказав это, Инна посмотрела на него с той строгой неприступностью, какую напускала на себя только в издательстве.

— Ты останешься? — жалобно спросил он.

— Завтра.

Одному на новом месте Саше спалось плохо, а вдобавок привиделась какая-то чертовщина: будто бы среди ночи вернулась Инна, тихонько легла рядом, и он стал нежно гладить ее в темноте, а потом вдруг с ужасом обнаружил, что от привычного шелковистого эпицентра нежная шерстка стремительно разрастается, покрывая все девичье тело. Утром он обнаружил рядом спящего Черномырдина.

К вечеру следующего дня Калязин заехал домой за вещами. Татьяна все так же неподвижно лежала на кровати и не брала трубку звонившего не переставая телефона. Казалось, она вообще за эти двое суток не вставала. На столе осталась грязная посуда, чего никогда прежде не было, а в пустой ванне так и валялись все еще мокрые носки.

— Я пошел! — сообщил Калязин, заглянув в спальню с большой спортивной сумкой, с которой Димка, занимавшийся легкой атлетикой, ездил на сборы.